Константин Симонов: Как не заблудиться в Париже

Москва. Вопрос о выполнении Россией целей Парижского соглашения будет решаться в ближайшее время. Законопроект «О госрегулировании выбросов парниковых газов» внесен министерством экономического развития в кабмин и уже рассматривается. Что значит для российской экономики вступление в Парижское соглашение, и какова конечная цель речи Греты Тунберг в Нью-Йорке? На эту тему в своей статье, подготовленной для Агентства нефтегазовой информации, размышляет генеральный директор Фонда национальной энергетической безопасности Константин Симонов.

- Вопрос этот далеко не праздный, а очень и очень серьезный. Если вспомнить, что экономика наша в немалой степени зависит от производства, и, что даже более важно, экспорта углеводородов. По свежим оценкам, сегодня экспорт углеводородов занимает около 70%. И Парижское соглашение напрямую касается его судьбы. Напомню, что сторонники Парижского соглашения именно углеводороды считают главной угрозой климату и всему человечеству. Именно поэтому раскручиваются темы новой энергетики и энергетического перехода. Рисуются картины неминуемого отказа человечества сначала от угля, потом от нефти, а в конечном счете, и от природного газа. Которому милостиво дали статус переходного топлива – переходного от эпохи углеводородов к эпохе возобновляемой энергетики и зеленой экономики.

Как заметил президент РФ Владимир Путин на недавнем заседании Валдайского клуба, в научной среде есть и другие точки зрения относительно основных экологических угроз планете, а также о том, вызвано ли потепление антропогенным фактором. Но при этом тактично сказал, что если хоть какой-то позитив от сокращения выбросов парниковых газов есть  - мы будем в этом участвовать. Поэтому уже можно признать Россию частью Парижского процесса. Вот почему особенно важно понять, зачем все же мы вступили в это соглашение, и попытаться реконструировать логику первых лиц государства в этом вопросе.

Энергетический переход как религия

На самом деле у России было три возможных реакции на Парижское соглашение. Путь первый: полностью принять его ценности и начать действительно жить в соответствии с этой философией. Давайте называть вещи своими именами - для России это было бы настоящим безумием. Отмечу для начала, что сама идея энергетического перехода – это классическая попытка запустить самосбывающийся прогноз. То есть убедить, что будущее возможно только такое - и тем самым заставить действовать в соответствии с этой верой. Если вы поверите, что нефть будет никому не нужна через 20 лет, тогда вы начнете лихорадочно искать ей альтернативы. Невзирая на затраты. Но самое главное, что мы должны знать о прогнозах в области энергетики -  так это то, что они вообще не сбываются. Десять лет я слышу прогнозы из серии «уже завтра потребление нефти резко пойдет вниз». А что мы видим на деле? Вот статистика мирового потребления: за 10 последних лет потребление нефти в мире выросло на 14%, мировое потребление угля – на 9%, природного газа – аж на 31%! Ткните мне пальцем – и где тут энергопереход? Именно поэтому у сторонников энергоперехода и выходит на первый план тема «неминуемого будущего». Которую они активно продают. Потому что с настоящим получается хуже.

Идея энергического перехода распространяется сегодня, как марксистко-ленинская идеология в СССР. Она тоже рисовала одно гарантированное будущее. А с сомневающимися поступали весьма сурово (пока за сомнения в справедливости учения климатологов в психушки не отправляют, но не исключаю, что это вопрос времени). Многие ученые справедливо сравнивали советскую идеологию с религией. Собственно, и современная климатология - это разновидность религии. В нее прежде всего надо верить. И распространяют ее ровно такими же способами - начиная со школьной скамьи, как истину в последней инстанции, в которой просто нельзя сомневаться. Вот прекрасная выдержка из статьи директора Международного фестиваля «зеленого» документального кино Ecocup Натальи Парамоновой о «маленькой Жанне Д'арк Из Стокгольма»: «Теперь мир знает, как в действии выглядит затертый речитатив: давайте научим детей, и они смогут что-то изменить. Все-таки не случайно, что лидером нового движения стала именно маленькая шведка. Это прямой результат многолетнего просвещения нации. Шведы научили детей, шведские дети научили мир, осталось дождаться финала: сможем ли мы спасти наш дом».

фото: ogbors.livejournal.com

Парижское соглашение – это идеология дискредитации углеводородов как топлива. Это попытка наделить их чувством вины за гибнущую планету. Естественно, все это должно сопровождаться дополнительными обременениями для производителей углеводородов. Сторонники Парижа постоянно подчеркивают, что само соглашение не предполагает платы за углерод – но очевидно, что сама философия Парижа эти выплаты просто программирует. Речь пойдет об изъятии денег у производителей и экспортеров углеводородов самыми разными способами -  от сборов за выбросы парниковых газов до установления отдельных ставок процентов на «опасный бизнес». За примерами далеко ходить не надо. В конце сентября кредитные организации, чьи активы в общей сложности составляют почти $50 трлн, подписали новые принципы «ответственного банковского обслуживания». В нем они обязуются «стратегически согласовывать свой бизнес с целями Парижского соглашения об изменении климата и целями в области устойчивого развития». В переводе на русский это означает, что производители углеводородов будут брать кредиты по повышенной процентной ставке.

Вывод очевиден. Производителей углеводородов заставят платить дополнительные деньги на всех этапах производства - от привлечения финансирования до сбыта продукции. И эти деньги будет терять российский бюджет. Ну, или российские потребители топлива и электроэнергии. Исходя из этого, по первому пути России идти просо опасно.

Парижское соглашение – путь к бедности и неомальтузианству

Из вышесказанного напрашивается второй путь. Публично заявить, что Париж не имеет никакого отношения к спасению планеты, а является лишь хитрой формой перераспределения природной ренты. Выступить в роли развенчателя мифов. Отметив при этом, что тема экологии нам близка и понятна. Но мы будет заниматься реальными, а не мифическими вопросами: утилизацией мусора, жесткими стандартами топлива, выносом переработки нефти подальше от городов, ликвидацией откровенно вредных производств. По такому пути, собственно, идет Трамп. Рубит правду-матку, отзывает подпись под Парижским соглашением, встает и уходит из зала заседаний ООН во время выступления Греты Тунберг, заявляет, что борьба с углеводородами - это путь человечества к экономической катастрофе.

Вообще-то, если называть вещи своими именами, то Парижское соглашение – действительно путь к бедности и неомальтузианству. В чистом виде. Сегодня на нашей планете примерно 2 млрд человек вообще лишены доступа к электроэнергии. И что же им предлагают? Перейти на заведомо более дорогие энергоносители, обещая, что когда-то они станут очень дешевыми. Надо только потерпеть. Возобновляемые источники энергии, что бы вам ни рассказывали, остаются дорогим удовольствием и нуждаются в субсидиях. Не удивительно, что сторонники ВИЭ, рассуждая про их светлое будущее, все время говорят о том, что они существенно снизили себестоимость и скоро точно обойдут углеводороды по рентабельности. Один маленький нюанс – все это я слышу уже лет пять. Если бы ВИЭ были на самом деле рыночным способом производства электроэнергии – они бы давно экономически вытеснили углеводороды без помощи PR-войны. И пропаганды ВИЭ как спасителей человечества.

фото: wearesalt.org

Парижское соглашение лишает бедных хоть какого-то шанса на то, чтобы из этой бедности вырваться. Спасет их лишь один путь - миграция в цивилизованный мир. Я часто слышу про климатическую миграцию. Давайте спросим бегущих в Европу, что заставило их сесть на лодки и отправиться в опасное путешествие. Меняющийся климат? Конечно, нет. Бегут они от бедности и войны. И если вы хотите навесить на углеводороды новые выплаты, то это банально приведет к удорожанию топлива и электроэнергии. Политические последствия ясны. Последний пример – это Эквадор. До него была гораздо более благополучная Франция.

Но самое главное в том, что логическим продолжением Парижского соглашения будет честное признание, что людей на Земле слишком много. И потребляют они слишком много. Дальше вывод понятен. Начнут, судя по всему, с коров.

Это вначале было смешно – но теперь рассуждения о том, что коровы являются важной компонентой эмиссии парниковых газов, набирают все большую силу. Это уже не прикол и не юмор. Естественно, уже подоспела альтернатива - растительное мясо. Понятно, что оно в разы дороже, зато очень правильное и спасающее Землю. Но когда у вас на планете несколько миллиардов голодных людей, а вы предлагаете перейти на в разы более дорогие продукты – вы просто обрекаете беднейшую часть населения. Потом, конечно, можно принять сто планов помощи голодающим Африки и Азии. Провести тысячу конференций с выбивающими слезу названиями. Дать Нобелевскую премию по экономике за выдающиеся открытия в области снижения глобальной бедности. Последнее, собственно, уже произошло в этом году. Три ученых награждены за то, что они предложили разделить проблему мировой бедности на несколько более маленьких вопросов, которые легче решать по одному. Вот в чем, оказывается, секрет! Не в том, что бедным предлагают еще более дорогое продовольствие и еще более дорогие источники энергии. Надо просто разделить из проблемы на подпроблемы, и вуаля.

фото: pixabay.com

Так что второй путь, извините уж за откровенность, имеет под собой основание. Однако давайте честно посмотрим в зеркало. Путь Трампа нам явно не по зубам. Ясно, что это вызовет бурную реакцию Европы - родины климатической религии. Вести религиозный диспут с верующим очень сложно. Так что никакого диалога о климате не получится. Представьте, что вы говорите Грете, что Парижское соглашение – все-таки еще не точно установленный наукой факт Хотя бы потому, что таких не бывает вовсе. Наука всегда вещь версионная, и сомнение лежит в ее основе. Скорее всего, Грета вам просто выцарапает глаза. Ну, представьте, что вы выступаете против марксисткой идеологии на собрании горкома партии в советском городе году эдак в 1980. Будут ли с вами дискутировать? Сдадут в психушку или отдадут по суд.

США такую позицию занимать еще могут. В силу своего политического веса. Мы – нет. Мы и так с трудом ищем в ЕС сторонников нормализации отношений с нами. Выступить на уровне первых лиц с отрицанием климатической повестки – очень опасная вещь с точки зрения страновых интересов.

Особые условия для «Парижа»

Остается третий путь. Декларировать приверженность Парижским соглашениям, но при этом сделать все, чтобы производители углеводородов не были дискриминированы. Именно так сделал Китай: пролоббировал себе статус развивающейся экономики с особыми условиями выполнения «Парижа». Кстати, даже некоторые хитрые европейские страны поступают точно так. Возьмите Польшу. Представитель польского правительства по вопросам развития стратегической энергетической инфраструктуры Петр Наимский откровенно сказал, что приоритет для страны – вовсе не цели Евросоюза по снижению вредных выбросов к 2050 г. А уменьшение зависимости от российского газа. Иными словами, Польша как потребляла уголь, так и будет потреблять. Индульгенция отличная – а иначе придется наращивать потребление страшного российского газа. Путь Польши – прикрыться спасением от страшного российского газа.

Надеюсь, что по этому пути мы и пытаемся идти. Путин постоянно говорит, что мы и так очень зеленые. Говорит про высокую долю атомной и гидроэнергии в нашем топливном балансе. Про переход на наилучшие доступные технологии.

фото: pixabay.com

Показателен и способ вступления в «Париж»: без ратификации парламентом. Судя по всему, про Парижское соглашение просто забыли - а потом решили сделать что-то красивое перед климатическим саммитом ООН. Но зато теперь, согласно российскому законодательству, вообще нельзя вносить изменения в законы, связанные с необходимостью применения в РФ Парижского соглашения.

Показательно, что Путин, на словах поддерживая Парижское соглашение, формально к нему никакого отношения не имел – подписывал его тогдашний вице-премьер Хлопонин, а вступал без ратификации Медведев.

Ключевой вопрос – насколько получится прагматично подойти к Парижскому соглашению? С одной стороны, вроде бы пока наши регуляторы живут прежней жизнью. Скажем, в новой версии Энергетической стратегии до 2035 года Минэнерго пишет, что добыча угля к 2035 году вырастет на 90-197 млн тонн в зависимости от сценария. Орешкин на Валдае честно признался, что климат будет в ближайшем будущем банально главным предлогом для торговый войн. И Минэкономиразвития даже изменило текст законопроекта «О госрегулировании выбросов парниковых газов». Оттуда убрали раздел о сборах за выбросы парниковых газов. С другой стороны, Россия - страна непростая. В России есть как минимум 4 влиятельных группы, которым выгодно использовать климатическую повестку в своих интересах. Они и будут убеждать Путина, что лучше не сопротивляться и не раздражать Европу. Наоборот, если начать резко выполнять ПС – то можно заработать политические очки.

Каждый при своих интересах

Первая группа из числа сторонников и интересантов Парижского соглашения как инструмента борьбы и конкуренции с углеводородными компаниями – это лоббисты госсубсидий для ВИЭ. В нее входит глава «Роснано» Анатолий Чубайс, группа компаний «Ренова» Виктора Вексельберга, имеющая с «Роснано» совместные проекты по оборудованию для ВИЭ. Их аргументация понятна и заключается в том, что энергопереход – это неизбежная реальность для всех, необходимо быстрее вписываться в этот тренд и России, используя ресурсы и помощь государства. Усилиями лоббистов уже принято решение на сентябрьском совещании у Дмитрия Козака направить на финансирование программы развития возобновляемой энергетики до 2050 г. 725 млрд рублей в ценах 2021 года.

фото: pixabay.com

Вторая группа интересантов Парижского соглашения – это «Русал» и его главный совладелец Олег Дерипаска. Стратегия Дерипаски предполагает, что он может с выгодой для себя использовать в PR-целях огромную долю зеленой энергии в энергопотреблении его алюминиевых предприятий. Идея в том, чтобы раскручивать тезис о малом углеродном следе в производимом Россией металле в сравнении, например, с большим углеродным следом в металле китайском с учетом, большой роли угольной энергетики в Китае. Дерипаска наивно считает, что, раскручивая тему углеродного следа, он получит преференции по сравнению с китайскими производителями (в себестоимости алюминия главное — это электроэнергия, Дерипаска берет ее с гидростанций, а китайцы производят из угля).

Проблема в том, что китайцы со своим статусом развивающейся экономики все равно от выплат будут во многом освобождены. Внешние кредиты для китайских предприятий тоже не нужны – китайские предприятия строятся и работают с опорой на собственные китайские государственные деньги. Поэтому набирающая популярность на Западе тема дополнительных выплат за кредиты производителям углеводородов Китаю не страшна.

Третья группа «сторонников Парижа» представлена «Росатомом» и близкими к нему коммерческими и экспертно-научными структурами. Их идея также проста и понятна: «чистый» с точки зрения углеродного следа атом противопоставляется энергии, выработанной из углеводородов. Проблема в том, что на Западе у «прогрессистов» зреет план «войны с атомом», которая должна логически продолжить «войну с углеродом» на пути перехода на ветровую и солнечную энергию. Наиболее яркий пример работы «прогрессистов» на этом направлении – отказ Германии от АЭС. Данное решение пока не растиражировано всеми остальными странами Запада, но движение в этом направлении все же обозначено (например, Бельгия будет отказываться от АЭС, в Англии идут протесты против планов строить новую АЭС Hinkley Point и т.п.).

фото: pixabay.com

Четвертая группа адептов Парижского соглашения внутри России представлена чиновниками правительства и особенно МЭР, которые в аппаратной логике хотят оседлать модный тренд и получить новые полномочия по регулированию. А заодно ими двигает желание быть «современными» на мировой арене при контактах с иностранными коллегами.

С аппаратной точки зрения важно, что если брать плату за углерод, то она будет аккумулироваться в отдельных фондах. В итоге чиновники получат доступ к распределению денег «на выполнение Парижского соглашения». Деньги будут браться из упомянутого углеродного налога. Желающих получить данные деньги под предлогом готовности их направить на климатические нужды будет очень много. В  конечном счете, платить за все это придется даже не производителям углеводородов. В дальнейшем налог наверняка будет касаться любого товара, где есть достаточный углеродный след, то есть если товар был произведен при помощи или при участии углеродного сырья.

Таким образом, мы ввязались в очень сложную историю. И тут требуется тонкая игра. Ошибки же быстро приведут к серьезным проблемам с основной экспортной продукцией и с наполнением бюджета. Вот это будущее нас и должно заботить больше всего.