Что заставило Россию поделиться нефтью и газом с сахалинского шельфа

Пенсионер Евгений Краснояров и в тихом Александрове, что во Владимирской области, не отстает от жизни. “Слышали, Гайдар на питерском форуме говорил, что нельзя судить проекты СРП мерками сегодняшнего дня? — спрашивает он. — Я с ним согласен”. Это не кухонный разговор о политике. Летом 1994 г. Краснояров, тогда губернатор Сахалина, подписал соглашение о разделе продукции (СРП), позволившее консорциуму инвесторов во главе с Royal Dutch Shell на выгодных условиях извлечь из сахалинского шельфа нефти и газа на $45,8 млрд. Краснояров не считает, что продал Россию.
« Ну что тебе сказать про Сахалин…
Юрий Визбор»
Владимир Путин придерживается другого мнения. “Это колониальный договор, не имеющий ничего общего с интересами Российской Федерации” — так президент отозвался о проекте “Сахалин-2” в беседе с журналистами в начале июня. Чиновников, подписавших договор, по мнению Путина, следовало бы “посадить в тюрьму”. Оборот риторический, но в Совете Федерации уже думают, как без остатка вычистить из законодательства все упоминания о грабительском режиме раздела продукции. А ведь только став президентом, Путин смотрел на СРП иначе. В сентябре 2000 г. в Южно-Сахалинске он заявил, что считает такие соглашения “важнейшим инструментом” привлечения инвесторов. Понятно, что семь лет нефтяного бума заставляют пересмотреть взгляды даже президента. Энергетическая сверхдержава может ставить условия на переговорах даже с транснациональными гигантами. Но если критерии 2007 г. нельзя применять к 2000 г., то тем более странно оценивать с их помощью начало 1990-х.
РАЗДЕЛ ПРОДУКЦИИ
“Это ведь советское наследство”, — разоблачает СРП Краснояров. Первый сахалинский проект с элементами раздела продукции начали еще советские нефтяники, когда за разговоры про рыночные реформы можно было угодить в тюрьму. История поучительная для тех, кто считает, будто инвесторы готовы на любых условиях работать на российском шельфе. В 1975 г. СССР заключил соглашение с Японией о разведке сахалинских богатств силами японской же компании Sodeco. Для этого был взят кредит в $181,5 млн под 6% годовых. Спасительное условие заключалось в том, что, если советская сторона признает месторождения нерентабельными, кредит можно не погашать. Если же Москва решит, что нефть и газ можно добывать с прибылью, 50% поставок должно пойти в Японию.
Результатом разведки стали крупные месторождения Чайво и Одопту: сейчас их запасы оцениваются в 256,5 млн т нефти и 249 млрд м3 газа. Но в 1985-1986 гг. цены на нефть упали втрое, и разговор о рентабельности стал неуместен. К началу 1987 г. задолженность СССР Японии достигла $276 млн, и Москва решила закрыть проект. Sodeco сразу начала убеждать советских чиновников, что единственный выход — налоговые льготы для инвестора и раздел продукции. Своего японская фирма добилась только в 1995 г., получив долю в СРО “Сахалин-1”.
50% — У России была половина мест в наблюдательном совете проекта. Но решающий голос остался за инвестором 70% подрядов должно было достаться российским компаниям. Не вышлоМесторождения, вошедшие впоследствии в “Сахалин-2” — Пильтун-Астохское и Лунское, — были открыты в середине 1980-х, тоже с помощью японцев. Нашли немало: 541 млн т нефти и 685 млрд м3 газа — по классификации Минприроды это уникальные месторождения. Что для разработки придется привлекать международные компании, было ясно сразу: Советский Союз не умел добывать на шельфе, а на Сахалине природные условия и по мировым меркам сложные, это не Ливия или Китай. Льды по полгода, 40-градусные морозы, сильные ветры и течения. Однако договаривалась об условиях добычи уже не глобальная сверхдержава, а загнивающее государство, где декорации менялись каждый месяц: конкурс на разработку ТЭО для освоения 17 000 км2, куда входил и участок будущего “Сахалина-2”, был объявлен в мае 1991 г. Хотя речь шла о подготовке проекта, было ясно, что победитель получит преимущество и когда будут распределяться права на добычу. На конкурс вышло шесть консорциумов, в которых участвовали и транснациональные гиганты: Royal Dutch Shell и еще не объединившиеся Exxon и Mobil.
Советская нефтянка к тому времени теряла позиции уже четыре года: с 569 млн т в пиковом 1987 г. производство упало до 462 млн т в 1991 г. (к 1995 г. добыча снизилась и вовсе до 306,8 млн т). Варварская разработка месторождений в 1970-1980-е гг. дала о себе знать. Новые проекты требовали многомиллиардных инвестиций, которые советская система, все глубже погружавшаяся в бюджетный кризис, была не в состоянии обеспечить. На окраинах проблемы возводились в степень. “Рабочих мест не создавалось, налоги не платили, лес вырубили — бумажные комбинаты стоят, рыбная промышленность в упадке”, — описывает положение на Сахалине Краснояров, который в начале 1990-х руководил крупной рыболовецкой компанией.
Появление зарубежного инвестора, готового вложить в проект миллиарды долларов, казалось нашим людям подарком судьбы, и мало у кого из руководителей советского хозяйства было желание вникать в детали. Егор Гайдар вспоминает, как в 1991 г. участвовал в экспертизе проекта соглашения о разработке Тенгизского месторождения в Казахстане, предложенного компанией Chevron. Богатство, сопоставимое с легендарным Самотлором, доставалось американскому гиганту без каких-либо четких обязательств с его стороны. Возмутившийся этим Гайдар в ответ услышал, что проект пользуется поддержкой на самом высшем уровне — о нем напрямую договаривались президенты Михаил Горбачев и Джордж Буш-старший. “Каждая крупная корпорация — хищник”, — сделал для себя вывод будущий руководитель правительства России*. Гайдару удалось отсрочить подписание кабального договора, а после распада СССР улаживать отношения с Chevron пришлось уже казахстанским чиновникам. России же в наследство досталось подведение итогов конкурса по сахалинскому шельфу.
ДОВЕРИЛИСЬ МММ
“Негодяи”, — бывший губернатор Сахалинской области Валентин Федоров и 15 лет спустя не изменил своего отношения к российским авторам проекта “Сахалин-2”. В начале 1992 г. он, единственный из 17 членов правительственной комиссии, отказался признать победителем конкурса консорциум МММ, в который входили McDermot, Marathon Oil и Mitsui. Глава комиссии, министр природных ресурсов Виктор Данилов-Данильян, не смог переубедить губернатора. “Я встал и громко хлопнул дверью”, — гордится Федоров. Экономист, в начале 1990-х гг. предложивший Ельцину альтернативную гайдаровской программу реформ, считает, что лучше было совсем не пускать иностранцев на шельф, чем пускать на таких условиях. Его не смущает аргумент, что еле выбравшаяся из-под развалин СССР Россия была не в том положении, когда можно что-то диктовать инвесторам — “в конце концов, это им нужны наши недра”. До скандального заседания комиссии губернатор Федоров два года добивался от инвесторов справедливости. “У американцев был агрессивный стиль: давайте сейчас принципиальное согласие, а детали обсудим потом. С японцами — наоборот: готовьтесь потерять время, все очень медленно”, — сравнивает Федоров. Но получить максимально выгодные условия стремились все, независимо от национального характера. В октябре 1991 г. Федоров перешел в наступление — передал всем шести претендентам своего рода ультиматум, “Условия Сахалинской области”. Инвесторам предлагалось проявить сознательность: на экспорт отправлять ровно столько газа, чтобы хватило для “минимальной эффективности” проекта, а остальное поставлять на Сахалин и в Хабаровский край. Три месяца спустя документ потерял актуальность. Победителя выбрали и без согласия главного сахалинца.
Успех МММ на первый взгляд кажется странным. МcDermot и Marathon Oil в 1991 г. вошли с многомиллионными убытками. Зато Marathon обладала нужным опытом — добывала нефть на шельфе Аляски. Сыграло свою роль и обещание начать поставки газа на Сахалин уже в 1995 г. Оно не было выполнено, но Россия не стала предъявлять претензий. В конце 1992 г. МММ превратился в ММММS. К консорциуму присоединились Mitsubishi и Shell. Сомнений в финансовой состоятельности будущих инвесторов стало меньше: к тому времени выяснилось, что “вскрыть” сахалинский шельф дешевле чем за $10 млрд не получится.
Российские геологи и эксперты консорциума больше года трудились над ТЭО. Наши ученые не торопились, собирались на заседания раз в месяц, а то и в два. Собравшись — спорили. “До 60% предложений зарубежных коллег мы признавали неправильными — не соответствующими условиям Сахалина”, — рассказывает академик РАН Анатолий Дмитриевский. Старый геолог не жалеет, что приложил руку к СРП. “Тогда правительству негде было взять $150 млн на покупку одноразовых шприцев. Инвестиции нужны были как воздух”, — пожимает плечами Дмитриевский. Работа над новым проектом заставляла находить общий язык не только людей, но и машины. “В "Сахалинморнефтегазе" стояли старые ЭВМ "Минск", на которых хранились данные еще советской геологоразведки. Их отправляли на расшифровку в США”, — вспоминает Краснояров, заменивший в апреле 1993 г. в губернаторском кресле строптивого Федорова.
Результатом кропотливого труда стали 10 томов ТЭО — пачка высотой с письменный стол. После этого геологи сдали вахту юристам. С кем будет соглашение, было уже ясно: в сентябре 1993 г. министр топлива и энергетики Юрий Шафраник подписал директивы к переговорам по “Сахалину-2” (название “Сахалин-1” закрепилось за месторождениями Чайво, Одопту и Аркутун-Даги), из которых следовало, что разрабатывать шельф в этом районе будут Shell и ее товарищи по консорциуму.
Но на каких условиях? Россия проявила удивительную мягкотелость. “Мне рассказывали, что с российской стороны в переговорах участвовал всего один юрист”, — говорит глава компании “СРП-экспертиза” Михаил Субботин. Один из участников подготовки соглашения вспомнил, что интересы России представляла компания Cleary Gottlieb Steen & Hamilton, с 1991 г. постоянный юридический консультант российского правительства. Судя по тексту соглашения, подписанного 22 июня 1994 г. в Вашингтоне на заседании комиссии Гор-Черномырдин, юрисконсульт не сильно помог России.
РЕШАЮЩИЙ ГОЛОС
Формулировки были близки к совершенству. “Компания примет все возможные меры к максимальному увеличению объема использования российской рабочей силы, материалов и оборудования <…> и к достижению величины этого объема за срок реализации всего Сахалинского Проекта на уровне 70%…” Никаких обязательств. Можно сказать, что Sakhalin Energy, учрежденный участниками консорциума оператор проекта, защищался таким образом от российских лоббистов. Понятно желание любым путем, в том числе и с помощью СРП, поддержать отечественное машиностроение, но почему инвестор должен идти наперекор здравому смыслу? “Когда подсчитали, сколько стоит сделать платформу в Комсомольске-на-Амуре, получилось, что в 2 раза дороже, чем в Южной Корее”, — говорит Краснояров.
Проверка Счетной палаты показала, что в 2003 г. доля российских подрядчиков по проекту “Сахалин-2” не превышала 56%, но и в эту долю могли входить посредники — российские юридические лица, все заказывающие за рубежом.
Правила самого раздела продукции тоже максимально защищали инвестора. Продав добытую нефть, оператор сначала перечисляет 6% роялти, платы за пользование недрами, в российский бюджет, а все остальное забирает себе в качестве возмещения издержек. Только когда инвестор вернет все вложения, появится прибыльная нефть, которую можно делить. Но пока рентабельность всего проекта не достигнет 17,5%, России будет доставаться только десятая часть нефти. При рентабельности до 24% добычу поделят поровну, а если эффективность проекта окажется еще выше, российская доля в сверхплановой прибыли достигнет 70%. Подобная ступенчатая схема известна и в зарубежных СРП (Ангола, Китай). Считается, что на ранних стадиях проекта инвестор должен быть наиболее защищен, а потом уже можно и не жадничать. Однако в качестве рубежа, после которого меняется пропорция раздела, часто берут суточную или накопленную добычу. Это более простые показатели, которыми сложнее манипулировать, чем рентабельностью.
Но главный приз юристы консорциума должны получить за пункт 15 (d) в cоглашении, определивший правила голосования в наблюдательном совете — органе, утверждающем все основные решения по развитию проекта. Инвестор и российское правительство назначают в совет по пять представителей, в том числе и по одному сопредседателю. Однако при равном распределении голосов решающим оказывается голос сопредседателя от инвесторов. Еще один пункт предусматривает, что заседания наблюдательного совета обязательно должны проводиться в Южно-Сахалинске, но участвовать в их работе можно и в режиме телеконференции. Чтобы добиться нужного решения, представителю консорциума можно даже не приезжать в Россию. “Инвесторы никогда не пользовались этим правом”, — указывает Михаил Субботин. Можно, конечно, полагаться на слово джентльмена, но зачем тогда корпеть над каждой запятой соглашения?
Среди решений, принимаемых наблюдательным советом, — ежегодное утверждение сметы затрат по проекту. Поскольку их возмещают, получается, что чем больше тратишь, тем меньше надо отдавать. Конечно, компании не с руки транжирить деньги акционеров, пусть и с гарантией возврата, но на уровне менеджера стимула экономить нет: зонтик СРП ослабляет финансовый контроль внутри корпорации. Сахалинский эколог Виталий Горохов знает немало историй, иллюстрирующих расточительность менеджмента: “Им нужен подъемник для платформы. Рядом Япония, купите Mitsubishi за $2 млн. Нет! Тянут Caterpillar из Америки за $5 млн”. Так же и с недвижимостью, особенно в охваченном строительным бумом Южно-Сахалинске. “До их прихода квартиру можно было за $100 снять, теперь для сотрудников за $3000 снимают”, — продолжает Горохов. Кому раздувание сметы, а сахалинцам — заработок.
ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ РАЗДЕЛ
“Мы думали только о благе России”, — Краснояров почти дословно цитирует Черномырдина, когда-то осенившего своим присутствием подписание СРП. Бывший губернатор не жалеет о том, что получилось из той поездки в Вашингтон: “Все-таки остров задышал”. С 1999 г. областной бюджет вырос более чем в 4 раза, до 21 млрд руб. Газификация не состоялась: в соглашении только сказано о готовности поставлять газ платежеспособным потребителям на Сахалине по европейским ценам. Строительством дорог, школ и больниц инвестор тоже не озабочен. “Это были наивные иллюзии, — признает Краснояров. — Мы привыкли, что градообразующее предприятие все за собой тянет”. Sakhalin Energy до сих пор понимала свою социальную ответственность по-западному: рабочие места и налоги, в данном случае — положенные по СРП $100 млн в год на развитие Сахалина. “Крошки с барского стола”, — презрительно отзывается Федоров. Он уверен, что можно было заставить отчислять в пользу области “несравнимо больше”.
Спорить об идеальной версии “несправедливого” “Сахалина-2” можно бесконечно. “СРП позволяли среди всеобщего хаоса продемонстрировать хотя бы один-два примера новых крупных проектов”, — убежден Владимир Коссов, замминистра экономики во второй половине 1990-х гг., отвечавший за привлечение иностранных инвестиций. Он указывает и еще на один плюс СРП — трансфер технологий. “Газпром” еще только выбирает подрядчиков под строительство завода по производству сжиженного природного газа (СПГ) в Ленинградской области, зато после покупки 50% плюс одна акция “Сахалина-2” газовой монополии достался строящийся завод СПГ в Корсакове на Южном Сахалине, который должен дать продукцию в конце 2008 г. Прелесть СПГ в том, что его можно экспортировать танкерами, никакого транзитного воровства или зависимости от единственного капризного покупателя на том конце трубы.
Похоже, что польза от колониального соглашения для “колонии” есть. Кого же сажать? Войдя в проект, “Газпром” оставил в силе условия СРП 1994 г., хотя государству и обещан бонус в виде “золотой акции” и дивидендов по ней начиная с 2010 г. В остальном все идет по-прежнему. Может быть, новый хозяин лучше позаботится о сахалинской природе? Единственное, в чем согласны два бывших губернатора: нерестовые речки Сахалина серьезно пострадали от бульдозеров и разливов нефти. Но Росприроднадзор, который громкими претензиями к “Сахалину-2” в прошлом году помог “Газпрому” войти в проект, теперь всем доволен. В начале 1990-х гг. Виталий Горохов, возглавлявший тогда сахалинское Общество охраны природы, участвовал в консультациях о судьбе шельфа. Там он познакомился с представителем концерна Shell по фамилии Холмс. “Когда на конкурсе победил консорциум МММ, он предупреждал нас, говорил: вы — как папуасы, вас сейчас обманут”, — вспоминает Горохов. Но через полгода Shell сама вошла в число разработчиков “Сахалина-2”, и Холмс потерял интерес к доверительным отношениям с экологами. “И грустно, и непонятно”, — печалится Горохов. Законы большого бизнеса: то, что снаружи кажется “соглашением для папуасов”, изнутри оказывается крайне привлекательным инвестиционным проектом.